Публикации » На круглом столе "Известий" эксперты обсудили нововведения системы образования

 

Талантам из провинции — зеленый свет 

 

«Известия»: Каковы были основные причины введения ЕГЭ?  

 

Виктор Болотов, руководитель Центра мониторинга качества образования Института образования НИУ ВШЭ, член Ученого совета НИУ ВШЭ, академик РАО, «отец ЕГЭ»: Закон «Об образовании» 1992 года дал большую свободу и вузам, и школам. Лейтмотив был таков: «Денег не дадим, дадим свободу». И вузы, и школы по-разному использовали этот ресурс свободы. Появились договорные школы, где выпускные экзамены совпадали со вступительными экзаменами. Появились регионы, где число золотых медалистов выросло в 3–4 раза. Тогда золотая медаль давала преимущество при поступлении. На вопрос, почему так происходит, ответ был один: «У нас так растет качество образования».  

 

Вузы начали принимать абитуриентов только по своим каналам, а ректоры приносили в Министерство образования заявления так называемых медалистов: «Прощу пренят миня, золотого медалиста». В вузах Москвы и Санкт-Петербурга было лишь 25% студентов из провинции, хотя в советские времена всё было наоборот: 75% со всего СССР, 25% — москвичи и ленинградцы . Эта ситуация не устраивала ни родителей, ни профессуру вузов, ни общество, ни государство. Поэтому была общая установка: изменить правила выпускных и вступительных экзаменов, добавить им объективности и дать возможность талантливым ребятам из других городов, из сельской местности поступать в ведущие вузы России. Именно это было основной причиной введения ЕГЭ.  

 

К концу завершения эксперимента по введению ЕГЭ цифра изменилась. В вузы Москвы и Питера стало поступать 65–70% иногородних студентов. По итогам введения ЕГЭ выросла доступность высшего образования для ребят из удаленных районов. Это показывает статистика Росстата, а не отчеты министерства или Рособнадзора.  

 

Анзор Музаев, заместитель руководителя Рособрнадзора: Когда были обычные выпускные экзамены, школам и регионам сказали: «Берите свободы, сколько хотите». Ее взяли в искаженной форме и начали злоупотреблять. После введения ЕГЭ снова понадеялись на порядочность образования и дали свободу регионам: каждый регион отвечает за проведение экзамена. При этом тут же государство привязало к показателю оценки губернатора и главы муниципального образования средний балл ЕГЭ. Мы убрали это.  

 

Виктор Болотов: Трехлетняя борьба понадобилась, чтобы убрать этот показатель. Как вы думаете, что делает губернатор, увидев, что у него низкий показатель по ЕГЭ? Он звонит министру и говорит: «Так, чтобы через год было всё в порядке». 

 

«Известия»: Александр Борисович, вы видите абитуриентов и студентов первого курса. Они как-то изменились за десять лет? 

 

Александр Безбородов, и.о. ректора РГГУ: ЕГЭ как государственный инструмент состоялся, вышел из стадии эксперимента. Сейчас это очень заметно. ЕГЭ стал олицетворением и показателем качества единого образовательного пространства в стране. Казалось бы, РГГУ, в основном, ориентированный на Москву вуз, а и в нем изменилось соотношение столичных и нестоличных студентов. Последних процентов 15 прибавилось. Для нас это и серьезная проблема — мест в студенческих общежитиях не всегда хватает, приходится искать резервы.  

 

Тест без «угадайки» 

 

«Известия»: Когда только появился ЕГЭ, много претензий было к тестам. Сейчас ситуация изменилась?  

 

Александр Безбородов: Создание контрольно-измерительных материалов (КИМ) — это научная и методическая дисциплина благодаря тому, что существует и централизовано работает Федеральный институт педагогических измерений (ФИПИ). Измерители совершенствуются, они очень чутко настраиваются на общество. Например, в тестах была убрана «угадайка».  

 

Анзор Музаев: Тот же КИМ по истории сформирован так, что шпаргалку писать бессмысленно. Легче выучить, чем сидеть и заниматься ерундой, а потом пытаться что-то вытащить на экзамене. 

 

Все забывают, что КИМ составляют действующие учителя школ и преподаватели вузов по всей стране. В течение года идет формирование заданий. Когда мы очередного критика слушаем, то просто отправляем ему задания: «Почитайте, сами порешайте». Люди живут стереотипами, они КИМы в глаза не видели, но критикуют. За эти годы КИМы прошли серьезную эволюцию!  

 

Виктор Болотов: ЕГЭ по гуманитарному блоку – большая работа предметников, в том числе и высшей школы. Начинался ЕГЭ с предметных комиссий, которые принимают экзамены в ведущие московские вузы, и лучших школьных методистов. Они садились за один стол и договаривались. Математики и физики договорились быстро, а с гуманитариями был долгий и тяжелый процесс. 

 

Экзамен для избранных 

 

«Известия»: С ЕГЭ была еще одна серьезная проблема — утечки. 

 

Анзор Музаев: Да, в 2013 году критиков ЕГЭ прибавилось из-за утечки и «ЕГЭ-туристов». 

 

Виктор Болотов: Очень большой вред был нанесен ЕГЭ, когда Москва делегировала почти все полномочия по безопасности проведения экзамена субъектам. Доверие стало резко падать. Появились блатные пункты проведения ЕГЭ, куда привозили «правильных» детей. Но Рособрнадзор смог за три года переломить эту ситуацию.  

 

Анзор Музаев: Всё зависело от порядочности и погруженности регионального министра в эту проблему. Кто-то начал формировать списки «особых» детей. 

 

«Известия»: И появились стобалльники из ряда регионов... 

 

Виктор Болотов: Это происходило по всей стране. Думаете, в Москве было лучше?  

 

Анзор Музаев: Во всех регионах были списки, но масштаб бедствия был разный. Где-то пропускали десять, а где-то тысячу человек. Это зависело от отдельного управленца в образовании. Тогда начались перекосы, а в 2013 году ко всему этому добавилась утечка, и поднялась волна возмущения. 

 

«Известия»: Как удалось переломить ситуацию?  

 

Анзор Музаев: Поменяли руководство в Рособнадзоре. Мы в августе 2013 года попросили всех представить предложения, что надо менять в ЕГЭ. За три недели поступило 36 тыс. пожеланий. Из них многие дублировались. В течение 2–3 лет всё вводилось, начиная с сочинения. Кроме изменения в содержании, о котором нас просили, появилась устная часть по иностранным языкам. Организовать сдачу на компьютерах очень дорого, но мы к этому идем. Пожеланий было много, но абсолютно все требовали: если этот экзамен единый, условия должны быть равными для всех. 

 

Александр Безбородов: Система безопасности очень серьезно отрабатывалась, мы видим это изнутри.  

 

Анзор Музаев: В этом году мы ввели полномасштабную технологию печати в пунктах проведения экзамена (ППЭ). Мы экономим огромные средства, потому что уже не отправляем тонны контрольно-измерительных материалов, а лишь один зашифрованный диск. Задания распечатывают на месте. Помимо экономии, это и обеспечение информационной безопасности.  

 

С олимпийским задором 

 

«Известия»: Помимо ЕГЭ, есть еще один путь в вуз — олимпиады. От этого не будут отказываться? Ведь олимпиады тоже не очень прозрачный инструмент.  

 

Анзор Музаев: Никто не будет отменять поступление через олимпиады. Но на днях заседал Российский совет олимпиад школьников, и перечень олимпиад, результаты которых учитываются при поступлении, был сокращен на четверть. В проект документа вошли 72 олимпиады по различным профилям, а в прошлом году их было 97.  

 

Виктор Болотов: На ученом совете «Вышки» обсуждали вступительные экзамены и перечень олимпиад. Наши коллеги по предметным факультетам говорят: «Этим олимпиадам мы верим, а вот этим не верим», — из списка, утвержденного в Минобрнауки. То, что идет сокращение, совершенно правильно. 

 

Анзор Музаев: В прошлом году Рособрнадзор проверил все олимпиады. Сравнили, сколько победителей и призеров олимпиад подтверждают порог в 75 баллов. В ряде олимпиад число не преодолевших порог превышает 35%. 

 

Виктор Болотов: Ведущим вузам дали право проводить свои предметные олимпиады, чтобы они могли отбирать детей из этой элиты. Но вот ректор СПбГУ Николай Кропачев недавно заявил, что ему хватает баллов ЕГЭ, чтобы отобрать абитуриентов. Всероссийскую олимпиаду они берут, но своей не проводят. А это один из лидирующих университетов. 

 

А ректор МФТИ Николай Кудрявцев много лет назад мне говорил, что делал бы добавку к баллам ЕГЭ за законченную музыкальную школу, за спортивный разряд. Если школьник смог получить высокий балл по физике и математике и одновременно окончить музыкальную школу или получить разряд, значит, он умеет организовывать свою жизнь. А что нужно студенту на первом курсе? Самоорганизация прежде всего.  

 

«Известия»: Сейчас вырос процент выпускников 9-х классов, которые уходят в СПО. Не стали ли СПО обходным путем в вузы? 

 

Анзор Музаев: Половина набора в вузы — выпускники среднего профессионального образования. Это в основном региональные вузы, когда ректору необходимо соблюсти контрольные цифры приема. Всё из-за того, что бюджетных мест слишком много. 

 

Александр Безбородов: Но если уменьшить количество бюджетных мест, нужно корректировать штатное расписание преподавателей, и тогда люди оказываются на улице. 

 

Виктор Болотов: Наши исследования показывают, что есть несколько причин, по которым дети уходят в СПО после 9 класса. Первая часть организована прежде всего родителями с неплохим социально-экономическим статусом. Они видят, что ребенок не сдаст ЕГЭ: он плохо учится в школе и никуда не поступит. Они сами его направляют в техникум, чтобы он поступил в вуз, минуя ЕГЭ, подбирают техникум по профилю. Таких много.  

 

Вторая часть — дети, которые идут в СПО сами после 9-го класса. Они хотят быстрее стать самостоятельными. Это надо поддерживать. Нужно, чтобы выбор СПО был сознательным. 

 

Анзор Музаев: Осенью мы планируем провести срезы по русскому языку и математике, и, возможно, еще одному из предметов, так как в стенах СПО продолжают изучать общеобразовательные предметы. Это будет во всех субъектах, почти во всех СПО. Мы возьмем старшие курсы.  

 

«Известия»: Если результаты будут низкими, то выпускникам СПО придется сдавать ЕГЭ для поступления в вуз? Анзор Музаев: После того как мы получим результаты срезов, сделаем выводы и обсудим, нужны ли дальнейшие шаги. 

 

Нововведения для выпускников 

 

«Известия»: Нужно ли, помимо ЕГЭ, развивать другие формы аттестации? 

 

Анзор Музаев: Мы серьезно работаем в этом направлении. Всероссийские проверочные работы (ВПР), национальное исследование качества образования, экзамен в 9-х классах (ОГЭ). Имея результаты ЕГЭ, ВПР и ОГЭ, мы прекрасно видим уровень вранья в конкретной школе. Есть школы, в которых все отличники по ВПР и ОГЭ, но в ЕГЭ у них почему-то провальная ситуация. 

 

«Известия»: Каков процент таких школ?  

 

Анзор Музаев: По стране — больше 400. А всего школ в России свыше 40 тыс. Самое интересное, 200 с лишним школ продолжают эту линию. Мы им указали еще в прошлом году, в региональные министерства отдали списки, дали задание поработать с этой школой, посмотреть, что происходит. Но они и во второй раз показывают, что занимаются приписками.  

 

Виктор Болотов: Я сам был на совещании представителей субъектов федерации. «По ЕГЭ такие результаты, по ОГЭ такие. Прокомментируйте, пожалуйста, почему по ОГЭ в два раза лучше, чем по ЕГЭ?» Стыд и краска на лицах. Три года боролись.  

 

Я противник ВПР в том виде, в котором их сейчас проводят. Я за то, чтобы на федеральном уровне разрабатывали примерные материалы для переводных экзаменов по каждому классу и каждому предмету. Но ничего не изменится, если не будут созданы нормальные внутришкольные системы оценивания. Школа должна научиться сама объективно проводить и итоговое и текущее оценивание. 

 

«Известия»: Есть и другая проблема. Пятибалльная система несовершенна и неудобна. 

 

Виктор Болотов: Она позавчерашняя. 

 

«Известия»: Может быть, ее надо менять?  

 

Виктор Болотов: Безусловно. И ЕГЭ, и ОГЭ — не пятибалльные системы, основанные на «вычитании» — чем больше отступил от канона, тем ниже отметка, они накопительные.  

 

Мы в свое время делали работы по переходу на многобалльные системы. Был большой проект по 12-балльной системе. Стобалльная в школе не пойдет, потому что отличать 55 от 57 учителю без специальных психометрических процедур нереально. В школе на самом деле сейчас четырехбалльная система — кол никому не ставят. При этом учитель ставит три с плюсом, четыре с минусом. Надо легализовать эти плюсы и минусы. 

 

«Известия»: Обсуждается ли сейчас отказ от пятибалльной системы?  

 

Виктор Болотов: Да, обсуждается. Но для изменений нужно прежде всего повышение квалификации учителей.  

 

Анзор Музаев: Там очень много работы. Многие годы идем к тому, чтобы выстроить всероссийскую систему оценки качества. Корень зла в том, что учитель не владеет современными методиками внутришкольного оценивания. 

 

«Известия»: Какие внутришкольные инструменты должны появиться?  

 

Виктор Болотов: У нас есть ассоциация школ, которая занимается созданием критериально-ориентированных систем оценки в школе. Любой серьезный учитель хочет не тройку по сочинению ставить, а оценивать компетенции ученика. Понимать, чего хватает, а чего нет. 

 

Мы выходим на популярные сегодня 4 «К»: креативность, критическое мышление, кооперация, коммуникация. Это навыки XXI века, которые активно обсуждает бизнес. Провели опросы, чего не хватает выпускникам высшей школы. Бизнес говорит: «Неумение работать в командах». Мы не умеем критически относиться к информационному потоку, который падает с экранов, страниц газет, про интернет уже не говорю. 

 

«Известия»: В школе учат написанному верить.  

 

Виктор Болотов: Еще хуже. У подавляющего большинства задач есть только один правильный ответ, а у учителя есть еще вопрос: «Ты все условия задачи использовал?» Школа ориентирует на шаблон. Какое критическое мышление? Какая креативность, если делай по образцу — и у тебя будет всё в шоколаде. Коммуникация. Сколько говорит ученик во время урока? Минуту? И то вряд ли. Помимо предметных знаний, пора начинать измерять «мягкие навыки». Сейчас предлагают использовать название «универсальные компетенции». 

 

Президент поставил задачу в майском указе — войти в десятку стран с лучшими системами образования. По начальному образованию в рейтинге PIRLS мы уже в десятку входим. В TIMSS мы тоже входим десятку — предметные знания более или менее в порядке.  

 

Мы превзошли средние показатели ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития) по PISA, потому что до этого мы были ниже среднего. Это не десятка, а примерно 30–40-е место. Но надо учесть, что остальные страны на месте не сидят. Все бегут, все поднимаются.  

 

В PISA не такие задания, по которым мы сегодня учим в школе: все условия надо использовать, один правильный ответ. Должны быть и некорректные задачки, у которых есть несколько решений. PISA четко связана с 4 «К». Там измеряется цифровая грамотность, умение работать в кооперации. Нам придется менять задания в ЕГЭ и ОГЭ. Кое-какие шаги уже сделаны, но, на мой взгляд, слишком маленькие. 

 

«Известия»: Каких нововведений стоит ждать ближайшие годы? 

 

Анзор Музаев: Со следующего года вводим в русский язык устную часть, но она будет не в ЕГЭ. Она будет являться допуском к итоговой аттестации в 9-х классах.  

 

В феврале была международная конференция, на которой мы обсуждали будущее — экзамен 2030. Эту дату выбрали, потому что его сдавать будут дети, которые пошли в школу в прошлом году или в этом году идут в первый класс. Есть интересные предложения и от Москвы, и от Санкт-Петербурга, отдельных новаторов. Москва хочет презентовать нам модель экзамена, на котором можно использовать телефон, компьютер, интернет. Молодой человек покажет умение работать с данными, критическое мышление. 

 

В ближайшие 2–3 года мы планируем ввести ЕГЭ по информатике на компьютерах, чтобы уйти от жестких рамок бумажной формы. Со следующего года добавляется ЕГЭ по выбору — китайский язык. В 2022 году будет обязательный ЕГЭ по иностранному языку.

В список